Солнце было в зените. Медный от пыли диск висел в центре белесого, нечистого неба, ублюдочная тень корчилась и топорщилась под самыми подошвами, то серая и размытая, то вдруг словно оживающая, обретающая резкость очертаний, наливающаяся чернотой и тогда особенно уродливая. Никакой дороги здесь и в помине не было -- была бугристая серо-желтая сухая глина, растрескавшаяся, убитая, твердая, как камень, и до того голая, что совершенно не понятно было, откуда здесь берется такая масса пыли.
Ветер, слава богу, дул в спину. Где-то далеко позади он засасывал в себя неисчислимые тонны гнусной раскаленной пороши и с тупым упорством волочил ее вдоль выжженного солнцем выступа, зажатого между пропастью и Желтой стеной, то выбрасывая ее крутящимся протуберанцем до самого неба, то скручивая туго в гибкие, почти кокетливые, лебединые шеи смерчей, то просто катил клубящимся валом, а потом, вдруг остервенев, швырял колючую муку в спины, в волосы, хлестал, зверея, по мокрому от пота затылку, стегал по рукам, по ушам, набивал карманы, сыпал за шиворот…
Ничего здесь не было, давно уже ничего не было. А может быть, и никогда. Солнце, глина, ветер. Только иногда пронесется, крутясь и подпрыгивая кривляющимся скоморохом, колючий скелет куста, выдранного с корнем бог знает где позади. Ни капли воды, никаких признаков жизни. И только пыль, пыль, пыль, пыль…
Время от времени глина под ногами куда-то пропадала, и начиналось сплошное каменное крошево. Здесь все было раскалено, как в аду. То справа, то слева начинали выглядывать из клубов несущейся пыли гигантские обломки скал – седые, словно мукой припорошенные. Ветер и жара придавали им самые странные и неожиданные очертания, и было страшно, что они вот так – то появляются, то вновь исчезают, как призраки, словно играют в свои каменные прятки. А щебень под ногами становился все крупнее, и вдруг россыпь кончалась, и снова под ногами звенела глина. | Офтоб дар қиём буд. Давраи аз чанг зангзада дар миёни осмони сафедтоби нопок овезон буд, сояи бадзот печутоб мехӯрд ва дар таги пояфзолҳо фах мешуд, яке хокистаррангу оббурда, яке гумони зиндашуда, шаклаш сиёҳ шуда якбора дурушт мешуд ва аз ин сабаб боз ҳам пажмурда мешуд. Роҳ набуд, ғайр аз он дар гирду атроф лойи қоқи рангаш зардчатоб, кафида, мурда, ва гумони санг сахт буд, лой чунон бегиёҳ буд, ки асоси мавҷуди ин қадар чанг номаълум аст. Шукри Худо, ки шамол ба сӯйи ман медамид. Дур аз ман он халта-халта барфи ҳаром чамъ карда бо матонати кунди худ онро қад-қади дӯнгии бо офтоб сӯзонида ва дар байни ғарқоб ва девори Зар боркашӣ мекард, яке бо забонаи офтоб чарх зада то осмон парвоз мекард, яке ба гарданҳои таннози қуи гирдбод гирд мегардонд, яке тӯбча карда меғелонид, яке ногаҳона бадқаҳр шуда ин орди симхордорро ба миёнҳо ва муйисарҳо мепартофт, бадхашм шуда ба пушти сари арақ карда қамчинкорӣ мекард, дастҳо, гӯшҳоро мезад, кистаҳоро ва пушти гарданро пур мекард. Чандин вақтҳо гузашт, вале инҷо ҳеҷ чиз набуд. Шояд дар инҷо ҳеҷ вақт чизе набуд. Офтоб, лой, шамол. Гоҳе усухонбандии хори масхарабоз парвоз карда чарх задаи бо решааш канда Худо медонад аз куҷо босуръат мегузашт. Як қатра об ҳам нест, аломати зист ҳам нест. Танҳо чангу чангу чанг. Гуҳо лойи зери пой кучое гум мешуд ва хокаи сангин мерехт. Ҳамаҷо мисли дар дӯзах таспонида буд. Гоҳе аз дасти рост, гоҳе аз дасти чап аз пушти мавҷҳои чангин шухҳои мӯйсафед мисли дар болояшон орд овехта, сар мекашиданд. Шамолу гармӣ ба онҳо шаклҳои аҷибу тасодуфан медоданд, оташи тарс аз бадан мегузашт аз фикри он, ки онҳо ингуна пайдо мешаванд, яке гум мешаванд гумони шабаҳҳо, руст-рустакони сангин бозӣ мекардагӣ барин. Сангрезаи таги пой бузургтар мешуд, ногоҳ резучош халос мешуду боз лой ҷарангос мезад. |