This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
Freelance translator and/or interpreter, Verified member
Data security
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
German to Russian: Das Ende der Sowjetunion aus westlicher Sicht – Neuorientierung der Osteuropaforschung
Source text - German Moskau, 25. Dezember 1991, 19.43 Uhr: Ohne Pomp und Feierlichkeiten holen zwei Angestellte des Kreml die sowjetische Flagge ein und hissen die weiß-blau-rote russische Trikolore. Die Sowjetunion ist Geschichte.
Dieser unspektakuläre Akt hatte tief greifende Folgen, nicht nur für die Länder der nunmehr ehemaligen Sowjetunion und die Staaten des „Ostblocks“. Die Zäsur änderte die Politik in den Nachfolgestaaten der Sowjetunion, es änderte sich aber auch die Politik im Westen ihnen gegenüber. Was lange Jahre und Jahrzehnte aus ideologischer Gegner- und teilweise Feindschaft für eine unruhige Stabilität in den politischen Beziehungen zwischen Ost und West gesorgt hatte, war nun vom einen Tag auf den nächsten vorbei. Nicht nur von der Politik, auch von der Osteuropaforschung war der Umschwung in den Ländern des „monolithischen Ostblocks“ nicht erwartet, geschweige denn vorhergesehen worden.
Zäsur für die Osteuropaforschung
Für Politik und Wissenschaft in Ost und West bedeutete die neue Situation eine große Herausforderung. In der Osteuropaforschung war man sich zunächst vollkommen unklar darüber, was diese Zäsur für das eigene Fach bedeutete und wie man damit umgehen sollte. Auch Wolfgang Eichwede, Gründungsdirektor der Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen, war von den Entwicklungen überrascht: Der Glaubwürdigkeitsverlust der Systeme in Osteuropa habe sich zwar abgezeichnet, neben der mangelnden ökonomischen Konkurrenzfähigkeit sei es aber der andauernde Selbstbetrug gewesen, der letztendlich zu ihrem Ende geführt hätte.
Während in der Politik Erleichterung über das Ende des Kalten Krieges groß war und rasch Ideen entwickelt wurden, wie sich die zu erwartende „Friedensdividende“ verwenden ließe, bedeutete das Ende der Sowjetunion für die Osteuropaforschung, wie sehr man die historische Wende auch begrüßte, zunächst einmal eine echte Krise. Allen voran für die „Sowjetologen“. Die „Feindforschung“ hatte keinen Feind mehr und musste sich zudem vorwerfen lassen, bei der Vorhersage der Zukunft versagt zu haben.
Forschungsstelle mit weltweit einmaligem Archiv
Bei ihrer Gründung 1982 war es der Forschungsstelle Osteuropa vor allem darum gegangen, die alternative Kultur in der Sowjetunion, in der Tschechoslowakei, Polen, Ungarn und der DDR zu dokumentieren und wissenschaftlich zu untersuchen. Den Schwerpunkt bildet bis heute das Archiv, in dem über 100.000 Dokumente, Kunstwerke und Fotografien von Dissidenten aus den Ländern des Ostblocks ein „sicherer Hafen“ geboten wurde und wird. Darunter sind auch rund 500 persönliche Archive wie die Bestände der Literaten Lew Kopelev und Jurij Trifonov und des Philosophen Boris Groys.
Doch zunächst stand die Forschungsstelle vor dem Problem, dass kaum jemand sie wirklich wollte. Es bestand, wie Bremens damaliger Bürgermeister und Unterstützer Hans Koschnick in einem Interview zum 25. Gründungsjubiläum hervorgehoben hat, einerseits „die Sorge, dass die Forschungsstelle zu einer Trübung der sich positiv entwickelnden Ost-West-Beziehungen führen“ könnte oder sie, andererseits, stramm antikommunistisch sein würde. So erfuhr sie sowohl Ablehnung in der Politik, West wie Ost, als auch in der als „rote Kaderschmiede“ verschrienen Universität Bremen.
Dabei ging es den Initiatoren, allen voran Wolfgang Eichwede, ja nicht um eine wie auch immer orientierte politische Propaganda, sondern darum, Informationen über das „andere“ Osteuropa, die Dissidenten, zu sammeln. So schwierig es auch war, die Forschungsstelle zu etablieren und zu behaupten – gelohnt hat sich die Mühe auf jeden Fall, wie Wolfgang Eichwede in der Rückschau bilanziert. Immerhin verfüge man heute über „ein Archiv, das wahrscheinlich in der Welt einmalig ist.“
Selbstbehauptung und neuer Fokus
Mit der Wende in der Sowjetunion und den sich anschließenden Veränderungen in ihren Nachfolgestaaten sah sich die Forschungsstelle vor die Frage gestellt, ob es einer Institution, die sich mit dissidentischer Kultur und Politik im Osten Europas befasste, überhaupt noch bedurfte. Doch die Forschungsstelle hat ihre Rolle gefunden. Neben dem Archiv selbstverlegter Dokumente (Samisdat) sind Dinge hinzugekommen, mit denen man sich in den 1980er-Jahren kaum beschäftigt hatte, wie etwa Korruption und Energiepolitik. Bei den historischen Forschungen steht heute die Aufarbeitung der Geschichte der Sowjetunion sowie die diachrone Erforschung ihrer Nachfolgestaaten und -gesellschaften im Fokus.
An die breite Öffentlichkeit tragen das die Länder-Analysen über E-Mail-Verteiler, die nicht nur von an Osteuropa interessierten Bürgern, sondern auch im Bundestag und in der Wirtschaft gelesen werden. Das Archiv wächst weiter und gedeiht prächtig, 20 Jahre nach dem Ende der Sowjetunion steht es nun auch Forschern aus „dem Osten“ offen.
Jan Brüning
studierte Kulturgeschichte Ost- und Ostmitteleuropas an der Universität Bremen und arbeitet derzeit an einer Dissertation über den Umgang mit dem Klimawandel in Russland.
Copyright: Goethe-Institut e. V., Internet-Redaktion
Januar 2012
Translation - Russian Москва, 25 декабря 1991, время 19:43. Без всякой помпы и церемоний два сотрудника Кремля снимают советский флаг и поднимают бело-сине-красный российский триколор. Советский Союз ушел в прошлое.
Это осуществленное без всяких торжеств действие привело к самым серьезным последствиям не только для стран теперь уже бывшего Советского Союза и восточноевропейских государств. Историческая веха изменила не только политику стран-преемниц Союза, но и политику Запада по отношению к ним. То идеологическое противостояние, местами перерастающее во вражду, которое много лет и десятилетий обуславливало неспокойную стабильность в политических взаимоотношениях Запада и Востока, должно было исчезнуть со дня на день. Не только политики, но и ученые-эксперты по Восточной Европе не ожидали и тем более не могли предсказать резкую смену курса, которая произошла в странах «монолитного соцлагеря».
Поворотная точка в исследованиях Восточной Европы
В новой ситуации перед политическими и научными кругами Востока и Запада встали трудные задачи. Поначалу было совершенно неясно, что означает подобная смена парадигмы для сферы научных исследований Восточной Европы, и как с ней следует обходиться. Основатель и директор Исследовательского института Восточной Европы при Бременском университете Вольфганг Айхведе также был немало удивлен развитием событий: кризис доверия в рамках восточноевропейских систем вкупе с недостаточной экономической конкурентоспособностью вылился в длительный самообман систем, который в итоге привел к их падению.
Если в политических сферах ощущалось большое облегчение от окончания холодной войны и уже строились предположения, как можно будет использовать средства, которые не нужно будет больше тратить на вооружение, то для сферы научного исследования Восточной Европы крах Советского Союза, при всех его положительных сторонах, первоначально означал самый настоящий кризис. В первую очередь он затронул «советологов». Из «изучения врага» исчез «враг», к тому же советологам пришлось терпеть упреки в неспособности к прогнозированию.
Исследовательский институт с уникальным архивом
Первоначально задача основанного в 1982 году Исследовательского института Восточной Европы заключалась в том, чтобы документально фиксировать и научными методами исследовать альтернативную культуру СССР, Чехословакии, Польши, Венгрии и ГДР. Собранный архив, где нашли себе «надежное пристанище» более 100 000 документов, художественных работ и фотографий авторства диссидентов из стран соцлагеря, и сегодня представляет собой ядро института. В этот корпус материалов входят и приблизительно 500 личных архивов, например собрания документов писателей Льва Копелева и Юрия Трифонова, философа Бориса Гройса.
Но в самом начале своего существования этот научно-исследовательский институт был всем неудобен. Как рассказал в интервью по случаю 25-летия института его сторонник и тогдашний бургомистр Бремена Ханс Кошник, существовали «опасения, что институт может способствовать омрачению позитивно развивающихся отношений между Востоком и Западом», или же станет резко антикоммунистическим. Поэтому основание института было неблагосклонно воспринято как в политических кругах Востока и Запада, так и в самом Бременском университете, который пользовался славой «кузницы красных кадров».
При этом основателей института, и в первую очередь Вольфганга Айхведе, интересовала не политическая пропаганда той или иной направленности, а сбор и сохранение информации о «другой» Восточной Европе, о диссидентах. Как бы трудно ни было основать научно-исследовательский институт, а затем развивать его – усилия оправдались. Такой итог, оглядываясь назад, подводит Вольфганг Айхведе. Ведь теперь институт теперь располагает «уникальным в мировом масштабе архивом».
Поиск своего места и новые направления исследований
После распада СССР и последующих изменений, произошедших в бывших республиках, перед институтом встал вопрос: есть ли еще необходимость в существовании учреждения, которое занималось культурой диссидентов и политикой Восточной Европы? Однако было найдено новое предназначение. Наряду с сохранением архива самиздатовских документов институт теперь занимается вещами, которым в 80-х годах практически не уделялось внимания. К ним относятся, например коррупция и энергетическая политика. В области исторических исследований сегодня в центре внимания находятся изучение истории СССР и диахроническое исследование развития стран и обществ, образовавшихся после распада Союза.
Результаты научной деятельности обнародуются с помощью электронной рассылки, которую читают не только интересующиеся Восточной Европой граждане, но и члены бундестага и представители экономических кругов. Архив увеличивается и процветает. В наши дни, спустя 20 лет после падения СССР, он доступен и исследователям «с Востока».
Ян Брюнинг
изучал культурную историю Восточной Европы в Бременском университете. В настоящее время работает над диссертацией о российском отношении к изменению климата
Copyright: Немецкий культурный центр им. Гёте, интернет-редакция
январь 2012
German to Russian: „Memory Loops“ – ein überfälliges Kunstwerk gegen das Vergessen
Source text - German In München währt die Diskussion um eine angemessene Gedenkstätte für die Opfer des Nazi-Regimes schon Jahrzehnte. Der „Platz der Opfer des Nationalsozialismus“ mit dem 1985 errichteten Denkmal von Andreas Sobeck ist weitgehend unbekannt. Mit dem Erinnerungsprojekt „Memory Loops“ der Künstlerin Michaela Melián beschreitet die bayerische Landeshauptstadt neue Wege.
2008 gewann Michaela Melián den Wettbewerb „Opfer des Nationalsozialismus – Neue Formen des Erinnerns und Gedenkens“ der Stadt München mit ihrem Konzept eines virtuellen Denkmals. Auch hierüber brach im Herbst 2008 eine Kontroverse los, als die durch eine Indiskretion vorab informierte Süddeutsche Zeitung titelte: „Holocaust-Gedenken per Handy“. Ablehnende Stimmen gingen quer durch die Parteien. Doch kaum einer der Kritiker hatte sich in diesem Stadium mit dem Konzept der Künstlerin auseinandergesetzt. Die Vorgabe des Wettbewerbs war eindeutig, ein konkreter Ort war nicht vorgesehen. Vielmehr war das Vorhaben als eine Ergänzung gedacht, nicht als Ersatz für einen zentralen Erinnerungsort am „Platz der Opfer des Nationalsozialismus“. Der Platz selbst wird ab Herbst 2011 umgestaltet, um dem Gedenken mehr Aufmerksamkeit zu schenken und eine würdigere Form zu verleihen.
Hördokumente zum Anrufen
In aufwendigen Recherchen in Archiven und auch durch eigene Interviews sammelten Michaela Melián und ihre Mitarbeiter über zwei Jahre Dokumente. Die Auswahl sei anschließend das Schwierigste gewesen, sie konnte nur exemplarisch sein. Jetzt stehen fast 19 Stunden Hörmaterial zur Verfügung. Quellen waren unter anderem das Archiv des Bayerischen Rundfunks (der auch bei der Realisierung half) und das Archiv der KZ-Gedenkstätte Dachau. Das Zentrum des Kunstwerks ist die Webseite MemoryLoops.net, auf der die Hördokumente in einer virtuellen Stadtkarte Orten zugeordnet werden können. Zu den 300 Tonspuren (dazu 175 auf Englisch) gehören Aussagen und Erinnerungen von Opfern, von Juden, Homosexuellen, Sinti und Zwangssterilisierten, aber auch von Nachbarn und Kollegen. Es gibt Verordnungen, Presseberichte und andere amtliche Verlautbarungen. Fünf längere Hörsequenzen haben thematische Schwerpunkte. Die Tondokumente können angehört, einzeln oder komplett im MP3-Format heruntergeladen und auf mobile Endgeräte übertragen werden. An 60 Orten in München stehen Schilder, die einen über eine Telefonnummer direkt zu den Tondokumenten führen.
Die Aussagen wurden von Schauspielern neu eingesprochen, doch nicht nur aus Gründen der Verständlichkeit. Durch die jungen Stimmen verliert sich auch die historische Distanz. Die amtlichen Dokumente werden von Kindern vorgelesen, die sich bemühen, das verquaste Bürokratendeutsch richtig auszusprechen, in dem die furchtbaren Anordnungen verfasst sind. Durch diese Form leistet das virtuelle Kunstwerk vor allem eines: die Alltagsebene wird nachvollziehbar. Beim Hören erschließt sich die stetige und schleichende Ausbreitung der Unterdrückung, es ist kein plötzlicher Einbruch in den Alltag. Der Antisemitismus greift schon in den 1920er-Jahren vehement um sich und legt die Saat für 1933: Leute werden verprügelt und gedemütigt, niemand schreitet ein. Der Terror findet im eigenen Haus, in der eigenen Straße statt, der freundliche Nachbar schweigt, schaut weg oder denunziert sogar.
„Händchen falten, Augen senken, immer an den Führer denken“
Akte von Zivilcourage gab es, aber sie sind selten. Schlimme Beispiele von vorauseilendem Gehorsam sind zu hören wie die Kindergärtnerin, die versichert, dass den „gesunden deutschen Kindern der Kindergarten zur Blutsheimat werden soll“ und deren tägliches Gebet mit den Kindern lautet: „Händchen falten, Augen senken, immer an den Führer denken.“ Die Mechanismen werden deutlich, wie die Menschen mit dem drohenden Unheil umgehen. Zum Teil reden sie sich ein, dass es schon nicht so schlimm werden würde. Nach der Reichspogromnacht gab es manche, selbst Juden, die dachten, das Schlimmste sei schon vorbei. Oder das Grauen wird wegdiskutiert: „Wenn das der Hitler wüsste“, heißt es dann, man verschließt die Augen vor den schrecklichsten Auswirkungen, will sie nicht wahrnehmen. Der Eintritt in die Partei wird bagatellisiert: „Nicht aus Karrieregründen, aber um beruflich keine Nachteile zu haben“ sei man der NSDAP beigetreten. Man hört von kleinen und großen Demütigungen, von der zunehmenden Verrohung. Aber auch die Faszination wird deutlich, die für viele Jugendliche von der „neuen Zeit“ und ihren Demagogen ausgeht.
Wie Blitzlicht-Aufnahmen wirken die Aussagen und sind daher umso eindrücklicher. Widersprüche bleiben stehen, denn die Ereignisse wurden teilweise sehr unterschiedlich wahrgenommen und bewertet. An identifizierbaren Orten in München tauchen die Schicksale hinter den Verordnungen und Ziffern auf. Man verliert die Distanz und vergegenwärtigt sich jene Zeit, denn „Gegenwarten sind es, die einen Holocaust produzieren“ (Aleida Assmann). Es ist eine neue und angemessene Form der Erinnerung. Bis zu 1.000 Zugriffe pro Tag werden schon verzeichnet, Reaktionen kommen aus der ganzen Welt – auch das ein Vorteil eines virtuellen Kunstwerks.
Ein wichtiges Projekt gegen das Vergessen in einer zeitgemäßen und künstlerischen Form. Demnächst wird auch das NS-Dokumentationszentrum in München gebaut. Ein längst überfälliger Schritt für die einstige „Hauptstadt der Bewegung“.
Michaela Melián, Künstlerin und Musikerin, lebt in München und Hamburg. Sie lehrt als Professorin für zeitbezogene Medien an der Hochschule für bildende Künste (HfbK), Hamburg und ist Mitgründerin der Band F.S.K. (Freiwillige Selbstkontrolle). Am 30. Juni 2010 erhielt sie den Kunstpreis der Landeshauptstadt München. Bekannt wurde sie unter anderem mit dem Hörspiel Föhrenwald, das sich mit der gleichnamigen Zwangsarbeitersiedlung beschäftigt.
Translation - Russian Уже несколько десятилетий в Мюнхене не утихает дискуссия о том, каким должен быть современный мемориал жертвам нацистского режима. Площадь Жертв Национал-социализма с установленным в 1985 году памятником работы скульптора Андреаса Зобека малоизвестна. Памятный проект Memory Loops художницы Михаэлы Мелиан – это попытка баварской столицы пойти по новому пути.
В 2008 году проект виртуального памятника Михаэлы Мелиан победил на мюнхенском конкурсе «Жертвы национал-социализма: новые формы сохранения памяти». Это событие вызвало бурную реакцию общественности, когда осенью 2008 года газета Süddeutsche Zeitung, воспользовавшись утечкой информации о победителе, вышла с заголовком «Память о Холокосте – по звонку с мобильного». Во всех политических партиях нашлись противники этой идеи. Но на том этапе вряд ли кто-то из критиков действительно вник в концепцию художницы. Условия конкурса были сформулированы четко, и они не требовали, чтобы памятник имел конкретное, физическое место установки. Скорее, требовался проект, дополняющий, а не заменяющий центральное памятное место на площади Жертв Национал-социализма. Сама площадь в 2011 году будет подвергнута реконструкции: городские власти хотят уделить теме памяти большее внимание и придать ей более величественную форму.
Аудиодокументы по звонку
Михаэла Мелиан и ее помощники два года собирали документы, интенсивно работая в архивах и проводя интервью. По словам художницы, труднее всего было выбрать конкретные материалы из всех полученных. В результате в проекте используется почти 19 часов аудиоматериалов. В качестве источников были задействованы, в частности, архив Баварского радио (которое оказало помощь и при реализации проекта) и архив мемориального комплекса «Концлагерь Дахау». Центральный элемент художественного проекта – сайт MemoryLoops.net, на котором представлены аудиоматериалы с привязкой к виртуальной карте города. 300 аудиодокументов (а также 175 на английском языке) – это свидетельства и воспоминания жертв: евреев, гомосексуалистов, цыган и принудительно стерилизованных, а также их соседей и коллег. Наряду с ними представлены постановления, сообщения из прессы и другие официальные объявления. Пять длинных аудиозаписей посвящены отдельным темам. Записи можно прослушивать, скачивать – все или по отдельности – в формате MP3 и записывать на мобильные устройства. В 60 местах Мюнхена установлены таблички с телефонным номером, по которому можно дозвониться до аудиодокументов.
Свидетельства очевидцев прочитаны дикторами, но сделано это не только из соображений разборчивости. Молодые голоса стирают историческую дистанцию. Официальные документы читают дети. Они стараются правильно произносить заумные бюрократические слова, которыми написаны чудовищные распоряжения. Такое художественное решение в первую очередь делает понятной бытовую плоскость трагедии. Слушатель ощущает, как постепенно, но неуклонно усиливался гнет. Ведь подавление не одномоментно стало частью повседневной жизни людей: антисемитизм поднял голову уже в 1920-е годы. Было заронено зерно для 1933-го, когда людей избивали и унижали, и никто не заступался. Террор пришел в дома и на улицы. Сосед, когда-то дружелюбный, молчит, отворачивается или даже доносит.
«Складываем ручки, опускаем глазки и всегда помним о фюрере»
Проявления гражданского мужества были, но они были редки. Можно услышать отвратительные примеры упреждающей сервильности. Например, слова воспитательницы, которая уверяет: «Здоровым немецких детям детский сад должен стать родным домом», и ежедневную молитву, которую внушают детям: «Складываем ручки, опускаем глазки и всегда помним о фюрере». Становятся понятными механизмы, с помощью которых люди пытались справиться с надвигающейся бедой. Некоторые убеждали себя, что «совсем уж плохо не станет». Другие, даже евреи, после Хрустальной ночи думали, что самое страшное уже позади. Иногда ужас пытались скрыть за демагогией: «Да если бы Гитлер знал», – уверяли некоторые, закрывая глаза перед чудовищными событиями, отказываясь признавать их. Вступление в Национал-социалистическую партию пытались представить как простое житейское дело: «Я не из карьерных соображений, а чтобы не было неприятностей на работе». Аудиодокументы отчетливо свидетельствуют о больших и маленьких унижениях, растущем ожесточении. Но при этом явственно ощущается, как очаровывает «новая эра» и ее демагоги многих молодых людей.
Свидетельства кажутся моментальными фотографиями того времени, и этим они выразительны. События того времени иногда воспринимались и оценивались по-разному, и проект не сглаживает эти противоречия. За распоряжениями и цифрами оживают судьбы людей, связанные с конкретными, существующими адресами Мюнхена. Дистанция исчезает, прошлое словно становится нашим временем, ведь «Холокост рождается в настоящем», как обобщает свои наблюдения культуролог Алейда Ассман. Такова новая и уместная форма сохранения памяти. На данный момент ежедневно фиксируется до 1000 обращений к аудиоматериалам. Отклики приходят от людей со всего мира – и это еще одно преимущество виртуального художественного проекта.
Перед нами важный проект против забвения, облеченный в адекватную времени художественную форму. Позже в Мюнхене будет создан центр документов национал-социалистических времен. Этот шаг бывшая «столица Движения» давно уже должна была сделать.
Михаэла Мелиан, художница и музыкант, живет в Мюнхене и Гамбурге. Преподает на курсе аудиовизуальных медиа в Гамбургской академии художеств. Одна из основателей музыкального коллектива F.S.K. (Freiwillige Selbstkontrolle). 30 июня 2010 года получила Премию в области искусства города Мюнхена. Известна, среди прочего, аудиопостановкой «Фёренвальд», которая посвящена одноименному лагерю для принужденных рабочих.
German to Russian: Die Erinnerungsexpertin: Aleida Assmann – Literatur- und Kulturwissenschaftlerin
Source text - German Aleida Assmann beschäftigt sich seit vielen Jahren mit den Begriffen kulturelles Gedächtnis und Erinnerung. Wichtig für ein kollektives Gedächtnis sind ihrer Meinung nach offizielle Gedenktage. Deshalb plädiert sie für den 8. Mai, Tag der Befreiung vom Nationalsozialismus, als europäischen Gedenktag.
Manche bezeichnen die Literatur- und Kulturwissenschaftlerin Aleida Assmann gerne als "Erinnerungsexpertin". Das wundert wenig, denn zu ihren Forschungsschwerpunkten gehört seit den 1990er Jahren die Kulturanthropologie mit den Themen kulturelles Gedächtnis, Erinnerung und Vergessen. Intensiv hat sie sich zum Beispiel mit der deutschen Erinnerungsgeschichte nach dem Zweiten Weltkrieg beschäftigt ebenso wie mit kulturwissenschaftlicher Gedächtnisforschung und –theorie.
Aber man sichtet in der Reihe ihrer Publikationen auch Bücher, die scheinbar ganz aus der Reihe fallen – Hieroglyphen – Stationen einer abendländischen Grammatologie beispielsweise, das sie 2004 gemeinsam mit ihrem Mann, dem Ägyptologen Jan Assmann, herausgab. Ein Blick in ihre Biografie jedoch gibt Aufklärung.
Ambitionierte Karriere
Aleida Assmann, 1947 in Bethel bei Bielefeld geboren, studierte Anglistik und Ägyptologie in Heidelberg und Tübingen. Zwischen 1968 und 1975 war sie, gemeinsam mit ihrem Mann, mehrmals zu Ausgrabungen in Oberägypten. 1977 promovierte sie sowohl in Anglistik als auch in Ägyptologie. 1992 wurde sie an der neuphilologischen Fakultät der Universität Heidelberg habilitiert. 1993 wurde sie auf den Lehrstuhl für Anglistik und Allgemeine Literaturwissenschaft der Universität Konstanz berufen. Gastprofessuren führten sie unter anderem an die Rice University Texas, die Eliteuniversitäten Princeton und Yale sowie die Universität Wien. Nebenbei bemerkt: Sie ist außerdem Mutter von fünf Kindern, die in den Jahren zwischen 1976 und 1983 geboren wurden.
Gemeinsamer Erinnerungsraum
60 Jahre nach dem Holocaust und Beendigung des Zweiten Weltkrieges sind die Deutschen immer noch damit beschäftigt, dieser traumatischen Vergangenheit eine "Erinnerungsgestalt" zu geben. Oft werden die Diskussion um das "Wie" der Erinnerungsgestaltung von Uneinigkeit und Streit zwischen den unterschiedlichen Interessengruppen begleitet. Aleida Assmann zeigt in ihrem 2006 erschienenen Buch Der lange Schatten der Vergangenheit– Erinnerungskultur und Geschichtspolitik unterschiedliche Wege auf, die von individuellen zu kollektiven Konstruktionen der Vergangenheit führen. Sie untersucht auch die Spannungen zwischen persönlicher Erfahrung und offiziellem Gedenken, gibt Ratschläge für eine angemessene Erinnerungskultur und plädiert dafür, dem Gedächtnis einen "gemeinsamen Erinnerungsraum" zu geben.
Platzmangel im kollektiven Gedächtnis
Aleida Assmann unterscheidet zwischen den Begriffen Erinnerung und Gedächtnis. Das Erinnern vollziehe man als einzelner Mensch, "wenn man Erfahrungen hat, die man verarbeitet, über die man nachdenkt, die man sich zurückruft und mit anderen Menschen teilt." Größere Gruppen wie eine Nation zum Beispiel bilden ein Gedächtnis, um den Teil der Vergangenheit präsent zu halten, auf den sie nicht verzichten möchten, weil er für die Gegenwart und Zukunft der jeweiligen Nation als besonders wichtig empfunden wird. Was aber wird erinnert? Und wie kann der Einzelne am kulturellen Gedächtnis teilhaben? Aleida Assmann meint, dass vor allem Gedenktage eine Möglichkeit dazu bieten. "Im kollektiven Gedächtnis herrscht Platzmangel", sagt sie. Was hinein kommt, sei mit einem starken normativen Wert verbunden: "Es ist Teil unserer Identität." Als Beispiel nennt sie den 27. Januar, der seit 1996 als Jahrestag der Befreiung von Auschwitz im kollektiven Gedächtnis der Deutschen verankert ist. Der 3. Oktober als Tag der Wiedervereinigung hingegen habe keine historische Relevanz. Der 9. November wiederum sei ein Datum, das im kollektiven Gedächtnis der Deutschen verankert sei – in doppelter Hinsicht: als Erinnerung an die Reichskristallnacht und den Mauerfall.
Funktion von Gedenktagen
Gedenktage stehen für Werte, die der jeweiligen Nation wichtig sind, weil Lehren aus bestimmten historischen Ereignissen gezogen wurden. Wenn eine Nation den Tag der Befreiung von Auschwitz zum Gedenktag erklärt hat, bedeutet dies, dass sie sich dazu bekennt, nicht vergessen zu wollen, und die Menschenrechte als das höchstes Gut im Staat anerkennt. Für Aleida Assmann sind Gedenktage also sehr viel mehr als eine Formalität oder ein Lippenbekenntnis, eben weil sie die Funktion des kollektiven Gedächtnis’ innehaben. Deshalb kann sie sich auch den 8. Mai, Tag des offiziellen Kriegsendes, als europäischen Gedenktag vorstellen, und es klingt fast wie ein Aufruf, wenn sie sagt: "Der 8. Mai ist ein Datum, an dem die Europäer sich treffen und die individuellen, partikularen Erfahrungsgedächtnisse mit einer gemeinsamen Vision für die Zukunft kombinieren können."
Auswahl ihrer Publikationen
Der lange Schatten der Vergangenheit – Erinnerungskultur und Geschichtspolitik, Verlag C. H. Beck, München 2006
Generationsidentitäten und Vorurteilsstrukturen in der neuen deutschen Erinnerungsliteratur, Hg. Hubert Christian Ehalt, Picus Verlag, Wien 2006
Hieroglyphen – Stationen einer abendländischen Grammatologie, Wilhelm Fink Verlag, München 2004
Einsamkeit – Archäologie der literarischen Kommunikation, Wilhelm Fink Verlag, München 2000
Geschichtsvergessenheit – Geschichtsversessenheit – Vom Umgang mit deutschen Vergangenheiten nach 1945, Deutsche Verlagsanstalt, Stuttgart 1999
Translation - Russian В течение многих лет Алейда Ассман занимается темой культурной памяти и воспоминаний. По ее мнению, для коллективной памяти важны официальные памятные даты. Поэтому она выступает за то, чтобы 8 мая, день освобождения от нацизма, было объявлено общеевропейским днем памяти.
Литературоведа и культуролога Алейду Ассман часто называют «экспертом по воспоминаниям». Это неудивительно: с 1990-х годов она занимается культурной антропологией, уделяя основное внимание таким вопросам, как культурная память, процессы сохранения воспоминаний и процессы забывания. Алейда Ассман глубоко изучала немецкую историю послевоенной памяти, а также теорию и практику культурологического исследования памяти.
Среди ее книг есть и неожиданные, например «Иероглифы. Страницы европейской грамматологии», которую она издала в 2004 году в соавторстве с мужем, египтологом Яном Ассманом. Ее биография вообще крайне интересна.
Амбициозная карьера
Алейда Ассман родилась в 1947 году в местечке Бетель близ Билефельда, изучала англистику и египтологию в университетах Гейдельберга и Тюбингена. С 1968 по 1975 год совместно с мужем многократно участвовала в раскопках в Верхнем Египте. В 1977 году защитила диссертации по англистике и египтологии. В 1992 году защитила докторскую диссертацию на факультете неофилологии Гейдельбергского университета. В 1993 году ей было предложено место заведующей кафедрой англистики и общего литературоведения в Университете Констанца. Кроме того, ее приглашали для чтения лекций в Университет Райса штата Техас, в такие элитные университеты, как Принстонский и Йельский, а также в Венский университет. И помимо всего этого, она мать пятерых детей, которые появились на свет в период с 1976 по 1983 годы.
Общее пространство для воспоминаний
По прошествии 60 лет после Холокоста и окончания Второй мировой войны немцы все еще пытаются облечь это травмирующее прошлое в форму воспоминаний. Дискуссия о процессе организации этого воспоминания часто сопровождается разногласиями и спорами между различными группами заинтересованных. Алейда Ассман в своей вышедшей в 2006 году книге «Длинная тень прошлого: культура воспоминаний и историческая политика» описывает различные пути, которые приводят от индивидуальных воспоминаний к коллективным. Она также исследует расхождения между личным опытом и официальной памятью, дает советы относительно формирования уместной культуры воспоминаний и настаивает на том, что памяти нужно «общее пространство для воспоминаний».
Недостаток места в коллективной памяти
Алейда Ассман четко разграничивает понятия «воспоминание» и «память». Воспоминание формируется в сознании отдельно взятого человека, «обладающего опытом, который он перерабатывает, о котором размышляет, который воскрешает в памяти и которым делится с другими людьми». Более крупные группы, например нации, организуют память, чтобы удержать часть прошлого, от которой они не хотят отказываться, потому что в их представлении эта часть особенно важна для настоящего и будущего нации. Однако что именно остается в памяти? И как отдельный человек может повлиять на культурную память? Алейда Ассман считает, что, прежде всего, этому способствуют дни памяти. «В коллективной памяти мало места», – говорит ученый. То, что в нее входит, имеет значительную нормативную ценность: «Это элемент нашей самоидентификации». В качестве примера Ассман приводит памятный день 27 января, который отмечается с 1996 года. Эта дата закрепилась в коллективной памяти немецкого народа как День освобождения Освенцима. 3 октября – День объединения Германии – напротив, оказалось нерелевантным для памяти, по мнению Алейды Ассман. А 9 ноября – опять-таки дата, укоренившаяся в коллективной памяти немцев, причем в связи сразу с двумя событиями: Хрустальная ночь и падение Берлинской стены.
Функция памятных дат
Дни памяти олицетворяют ценности, важные для нации, поскольку служат символом того, что из конкретных исторических событий были извлечены уроки. Если нация объявляет день освобождения Освенцима памятной датой, она как бы признается, что не хочет забывать об этом, и, значит, внутри своего государства чтит права человека как наивысшее благо. Для Алейды Ассман памятные даты – это не простая формальность и не пустые слова именно потому, что они выполняют функцию коллективной памяти. Поэтому она готова воспринимать 8 мая, день официального окончания войны, как общеевропейский день памяти, и практически прямым призывом звучат ее слова: «8 мая — это день, в который европейцы могут почувствовать свое единство и объединить индивидуальные частицы памяти с общим представлением о будущем».
Некоторые публикации
«Длинная тень прошлого: культура воспоминаний и историческая политика», издательство C. H. Beck, Мюнхен, 2006
«Самоидентификация поколений и структуры предубеждений в современной немецкой мемуарной литературе», под редакцией Хуберта Кристиана Эхальта, издательство Picus, Вена, 2006
«Иероглифы. Страницы европейской грамматологии», издательство Wilhelm Fink, Мюнхен, 2004
«Одиночество: археология литературной коммуникации», издательство Wilhelm Fink, Мюнхен, 2000
«Историческая амнезия и одержимость историей: об отношении к немецкому прошлому после 1945», издательство Deutsche Verlagsanstalt, Штутгарт, 1999
German to Russian: Vereine in Deutschland - vom Kaninchenzüchter zum Feuerwehrmann General field: Art/Literary Detailed field: Journalism
Source text - German Der „Vereinsmeier“ ist ein anstrengender Zeitgenosse. Seine Mitgliedschaft im Verein ist ihm unglaublich wichtig – am liebsten als Vorsitzender. Er hält seiner Gruppe die Treue bis zum Tod, und den Nachruf und die Kranzniederlegung am Grab soll am liebsten der Vereinsvorstand besorgen.
Der murrende Bursche im Kaninchenzüchterverein ist ein beliebter Witz. Weil die Deutschen aber immer weniger im Vereinsheim hocken, stirbt der Vereinsmeier aus, sagen manche. Die Freude am Vereinsleben offensichtlich nicht: Online-Communities wie www.meinverein.de helfen neuerdings bei der Suche nach Mitstreitern, seien es nun Kleingärtner, Computer-Hacker oder Fans von Modell-U-Booten.
Fast die Hälfte aller Deutschen ist Mitglied in einem Verein. Die Mehrheit treibt dort Sport oder engagiert sich in der Kirche, doch auch die „Freiwillige Feuerwehr“ oder der örtliche Schützenverein gehören für viele zum Alltag.
Ein Verein ist ein freiwilliger Zusammenschluss von Gleichgesinnten, die ein gemeinsames Ziel verfolgen: Freizeitaktivitäten, gemeinnützige und weltanschauliche Interessen, Selbst- und Fremdhilfe. Prinzipiell kann jeder Interessierte dem Verein seiner Wahl beitreten, eine Eignungsprüfung gibt es nicht. Interessengruppen oder Parteien sind eigentlich keine „echten“ Vereine, auch wenn sie unter das deutsche Vereinsrecht fallen können. Das gleiche gilt für Verbände, denn im Unterschied zu einem Verein vertritt zum Beispiel ein Berufsverband die Interessen seiner Mitglieder überregional – Vereine handeln meist lokal.
Vereinswesen in West- und Ostdeutschland
Deutsche Wörterbücher kennen den Begriff „Verein“ seit 1774. Ab dem 19. Jahrhundert versuchte der Obrigkeitsstaat, das Vereinswesen zu kontrollieren und fügte dem Bürgerlichen Gesetzbuch ein Vereinsrecht hinzu. Noch bevor das 19. Jahrhundert zu Ende ging, hatte es einen regelrechten Vereinsgründungs-Boom gegeben. Die ersten Vereine waren Sprach- und Lesegesellschaften gewesen, eine Initiative bürgerlicher Schichten. Im Berliner „Montagsclub“ zum Beispiel trafen sich seit 1749 Gelehrte, Schriftsteller und höhere Beamte, um über Literatur und Philosophie zu plaudern.
Bald gründeten auch Arbeiter Vereine, nicht nur für Bildung und Kultur, sondern auch als Reaktion auf soziale Missstände. Besonders prägend wurden in Deutschland die Vereine aus dem sozialdemokratischen und dem katholischen Lager: Die Arbeitervereine kämpften für bessere Arbeitsbedingungen, gemeinnützige kirchliche Verbände halfen Menschen in Not.
In der Zeit des Nationalsozialismus wurden Interessenverbände innerhalb kurzer Zeit aufgelöst oder gleichgeschaltet.
Einige Verbände änderten nur ihren Namen und die Vereinssatzung dahingehend, dass sie mit der Ideologie der Nationalsozialisten übereinstimmte.
Mit der Teilung Deutschlands nach dem Zweiten Weltkrieg teilte sich auch die Entwicklung der Vereine.
Translation - Russian Заядлый клубист — утомительный персонаж. Он придает громадное значение своему членству в клубе и в идеале, конечно, хотел бы возглавлять этот клуб. Он сохраняет верность единомышленникам до гробовой доски, а возложение венков на свою могилу и произнесение траурных речей с удовольствием поручил бы правлению клуба.
Ворчливый кроликовод из соответствующего клуба — и вовсе герой многочисленных острот. Однако немцы все меньше заседают в помещениях клубов, и есть мнение, что типаж «заядлого клубиста» уходит в прошлое. Тем не менее, радость от общения по интересам не угасает: на сайтах вроде www.meinverein.de можно найти того, кто разделяет твои увлечения, будь то огородничество, хакерство или моделирование подводных лодок.
Почти половина немцев состоят в каких-либо клубах. Большинство — члены спортивных объединений или церковные волонтеры, но не редкость и членство в добровольной пожарной дружине или местном стрелковом клубе.
Клуб — это добровольное сообщество единомышленников, преследующих общую цель: провести досуг; принести пользу обществу, делая то, во что веришь; помочь себе и другим.
В принципе, в тот или иной клуб может вступить любой желающий, проверки на пригодность не проводятся. Группы влияния или партии не являются клубами в строгом смысле этого слова, хотя могут подпадать под действие немецких законов о клубах. То же относится и к союзам, потому что, в отличие от клуба, союз, например профессиональный союз, представляет интересы своих членов в разных регионах. Клубы же обычно действуют на местном уровне.
Клубы в Западной и Восточной Германии
В немецких словарях термин «клуб» фиксируется с 1774 года. В XIX веке авторитарное государство стало пытаться взять клубы под контроль: так в своде гражданских законов появился соответствующий раздел. Тогда же, в XIX веке, начался настоящий бум основания клубов. Вначале по инициативе буржуазных слоев стали появляться языковые и литературные клубы. В 1749 году был основан берлинский «Понедельничный клуб», где встречались ученые, писатели и высшие чиновники и беседовали о литературе и философии.
Вскоре и рабочие стали учреждать клубы — не только чтобы поднимать уровень образования и культуры, но и в качестве реакции на социальную несправедливость. Совершенно особую роль играли в Германии клубы социально-демократического и католического толка: объединения рабочих боролись за улучшение условий труда, а общественно полезные организации при церкви помогали людям в беде. Во времена национал-социализма клубы по интересам в короткие сроки были распущены или подчинены господствующей идеологии. Некоторые союзы только изменяли свое название и устав так, чтобы они соответствовали доктрине национал-социализма.
В результате послевоенного разделения Германии развитие клубов также пошло по разным путям.
More
Less
Translation education
Graduate diploma - Herzen State Pedagogical University of Russia
Experience
Years of experience: 25. Registered at ProZ.com: Nov 2018. Became a member: May 2019.
Credentials
Swedish to Russian (Finnish National Board of Education (Examination Board of Authorized Translators), verified) English to Russian (Herzen State Pedagogical University) German to Russian (Herzen State Pedagogical University) German (Herzen State Pedagogical University, verified) English (Herzen State Pedagogical University, verified)
Memberships
N/A
Software
Adobe Acrobat, Adobe Photoshop, Dreamweaver, memoQ, MemSource Cloud, Microsoft Excel, Microsoft Office Pro, Microsoft Word, Plunet BusinessManager, Powerpoint, STAR Transit, Trados Studio
25 years of experience. State-authorized (sworn) translator from Swedish into Russian. Vast experience in translating from English and German.
2 academic degrees: 1) Herzen State Pedagogical University of Russia, department of German and English, 2) Haaga-Helia University of Applied Sciences (Helsinki), BBA majoring in marketing.
This user has earned KudoZ points by helping other translators with PRO-level terms. Click point total(s) to see term translations provided.
Member since May '19
Anna Chalisova 
Expertise 
